Вернуться на [главную страницу]. Вернуться на [предыдущую страницу].

"Загадочность чревата истиной,
глубоко скрытой и таинственной"

Б.Граспан

      Он жил и писал свои необыкновенные картины во второй половине XVI века: итальянец, родом из Милана, он провёл большую часть своей жизни при дворе императоров Священной Римской империи, Максимилиана II и Рудольфа II Габсбургов. Его искусство, на первый взгляд абсолютно фантастическое, прочно связано со средой, в которой и для которой оно создавалось, но одновременно оно может послужить доказательством того, что никакая программа не может связать полностью большого мастера. Арчимбольдо нашел свою, совершенно оригинальную формулу для воплощения того обширного натурфилософского содержания, в котором, если можно так сказать, "увязали" менее сильные мастера, превращая свои картины в умозрительные ребусы или равнодушные аллегории. Его же картины, пусть далеко не во всём нам понятные, часто так и остающиеся зашифрованными, обладают искренней поэтичностью и жадным интересом ко всему творимому миру, тогда лишь открывавшемуся европейцу.

      Однако надо сказать, что очень большую роль в кристаллизации его оригинального взгляда на мир сыграла как раз та придворная среда, с которой он был связан тесно и неразрывно, хотя под конец жизни всё же уехал на родину и умер в Милане, окружённый поклонниками.

      Маньеризм, символом которого является Арчимбольдо, в ранний период своего развития связан был с Италией, а позже развивался преимущественно как стиль больших придворных центров.

      Ко двору Максимилиана II Арчимбольдо был приглашен в 1562 г.

      Искусство было вечной любовью и сына Максимилиана — Рудольфа II, он отдал под мастерские часть дворца и способствовал тому, что в Праге сложилось тесное сообщество художников, получивших впоследствии название "рудольфинцы". Лучшая, может быть, работа Арчимбодьдо — его портрет Рудольфа. Он кажется на первый взгляд не очень соответствующим представлению об императорском величии и парадном искусстве. Маньеризм — всегда искусство высокой игры. И никогда не сводится к простому соответствию зримого и сущего. Это искусство стремилось связать в единую цепь мир природы и мир человека, живых и мёртвых, небо и землю, звёзды и людские характеры, цвет, букву, число, даже звук. Не кто иной, как Арчимбольдо, изобрёл клавесин, игра на котором вызывала различные цветовые эффекты. Это искусство искало синтеза, но так и не обрело его. Оно предлагало смелые решения, но порой заходило в тупик.

      Арчимбольдо стал настоящим символом этого искусства и этого двора. Художник прославился прежде всего как портретист: он писал сначала обычные парадные портреты. Но одновременно много занимался устройством придворных празднеств, придумывал костюмы, сценографию. Уже в них появлялись странные растительные узоры, стилизованные плоды, прихотливый орнамент. В сохранившихся рисунках и эскизах варьируется тема растительного и животного мира, используемая с бесконечным разнообразием и неизменным декоративным эффектом. Однако славу у современников и интерес потомков он заслужил своими портретами, фантастическими "коллажами", говоря нашим языком. Они составлены, кажется, изо всех существующих на свете предметов, из живой и мертвой натуры, и их одушевляет особая, загадочная и призрачная жизнь. Арчимбольдо же всегда имеет перед собой более высокую задачу, в духе рудольфинской натурфилософской учености, и этот тайный смысл, даже если мы не умеем его расшифровать, всё же придает картине оттенок внутренней серьёзности, значительности.

      Обычно, как исходный пункт арчимбольдовской программы, исследователи указывают на Аристотеля, по мысли которого "элементы" в сумме с "временами года" составляют весь Универсум, символизируя связь микрокосмоса и макрокосмоса. То есть могут быть в своём сочетании истолкованы как символ высшего единства, наконец — вечности. Вплетённая в круговорот этих символических обозначений, персона императора Максимилиана из серии "Времена года" в её аллегорическом истолковании (в облике зимы, таящей в недрах своих золотые плоды будущего лета, в соответствии с представлением о том, что "зима — голова года", как считали римляне) утверждает идею постоянства и высшей, природной естественности императорской власти, священной империи Габсбургов. А то, что профиль императора сливается с силуэтом корявого старого пня, одновременно напоминающего облик старого крестьянина, относится к специфической театральности, игре парадоксами, к "кончетто" художника.

      Арчимбольдо применяет в своих циклах один и тот же приём: на глухом чёрном фоне воздвигаются антропоморфные пирамиды из нагромождённых друг на друга предметов. Они написаны с абсолютной зрительной адекватностью; красочные, на свой лад одушевлённые, они обладают какой-то сюрреалистической навязчивостью. С изумительной изобретательностью импровизирует Арчимбольдо свои композиции, в которых горы фруктов, цветов, живых существ складываются в причудливые полуфигуры и, не переставая быть сами собой, тут же оборачиваются нарядными, празднично одетыми современниками художника. Персонажи Арчимбольдо — это умозрительные конструкции, но они удивительно декоративны, изящны, хотя иной раз впечатление, которое они рождают, осложнено гротеском. Иногда необходим зрительный поворот изображения на 180 градусов, что-бы из хаоса вещей "проявилось" чьё-то лицо. Миска с овощами в особом ракурсе скрывает лицо "Огородника", страшный "Повар" составлен из жареного поросёнка и обезглавленной курицы "они выглядят здесь как невинноубиенные существа, над которыми вершит свой суд неумолимый рок).

      Зато "Весна" рождается из цветов, её аналог из второй серии "Воздух" — из птиц. "Огонь" — он же "Лето", он же "Марс", победитель, т.е. аллегория императора. Он украшен орденом Золотого Руна, плоды неожиданно сочетаются с пушками: это намёк на победные войны Габсбургов с турками, а Золотое Руно — родовой орден, знак принадлежности к австрийскому дому. Голова "Марса" — "Лета" охвачена сиянием — аллюзия, касающаяся солярных знаков императора. "Лето" жарко сверкает, всё здесь — огонь и золото.

      Характерно, что обе серии объединяет портрет Рудольфа II в образе загадочного бога садов, природы и изменчивости — Вертумна. Его скрытый смысл состоит в том, что Вертумн равно царствует во все времена года, определяя их смену, проникает во всё, всё связывает.

      Но рядом со всей этой имперской символикой существует живой, даже простодушный интерес ко всему тварному миру — ко всему, что живёт, бегает, плавает, — выражающийся в страсти портретировать с полной точностью и тюленя, и спрута, и ветку корралов. Каждый портрет Арчимбольдо — это еще и живая кунсткамера, которые появились именно тогда. Недаром он сам ездил в 1582 году в Германию закупать редкости для двора, в том числе редких животных.

      Душой творчества Арчимбольдо всегда остаётся идея метаморфозы. Фиктивность целого — и натурализм детали. Торжество иллюзии при соблюдении самой тщательной точности. И в конце концов иллюзией оказывается весь мир.

      Арчимбольдо играет в рудольфинском искусстве роль пролога и программы. Одни художники в дальнейшем избрали реальность, другие последовали по иному пути, всё время скользя по краю всеобъемлющей иллюзии, утопии, фантастики. Но продолжать традицию Арчимбольдо не стал никто: он её создал, он же её завершил.

Лариса Тананаева

Giuseppe Arcimboldo - Wikipedia
Джузеппе Арчимбольдо - Википедия